А.Улюкаев: были предложения по 60-процентной девальвации рубля
Новости
А.Улюкаев: были предложения по 60-процентной девальвации рубля
В начале года планы резкой, в том числе 60-процентной, девальвации рубля рассматривались всерьез, но от них отказались. Что же будет с рублем дальше? Об этом рассказал первый заместитель председателя Банка России Алексей Улюкаев.
В: Высказанное вами в начале года смелое утверждение о том, что главный тренд рубля - это укрепление, остается в силе?
О: Остается в силе. Но, конечно, с некоторыми поправками: сейчас степень волатильности больше, то есть мы можем наблюдать и периоды укрепления, и периоды ослабления. Банк России намерен сокращать свое участие на валютном рынке, в меньшей степени влиять на процессы, которые там происходят.
В: А доллар на мировых рынках второе дыхание обрел?
О: Он и первое пока еще не потерял.
В: Между тем в иностранных СМИ появляется информация о том, что якобы крупные иностранные банки выходят из доллара, а многие страны намерены пересмотреть структуру резервов. Правду пишут?
О: До известной степени. Тут вопрос в транспарентности. У нашего Центрального банка она высокая, есть регулярные отчеты по валютным резервам, и мы их публикуем. Но так поступают не все. Скажем, Народный банк Китая этого не делает. А он очень крупный держатель резервов. Поэтому во многом попадающая в прессу информация не полна. Да, есть некоторое движение доллара в другие валюты - в евро, иену, в какие-то еще. Такие решения время от времени принимают национальные банки и фонды.
Что же касается частных инвесторов, то это вещь вполне определенная. Сейчас действительно наметилась волна выхода из доллара. Но это возвратная волна, потому что в 2008 году было слишком активное бегство в доллар как в наиболее надежный в момент кризиса актив. Наименее рисковый вариант - это доллары, выраженные в ценных бумагах американского казначейства. Как только ситуация начинает потихонечку выправляться, из этого убежища деньги снова выползают и начинают искать более выгодного размещения.
В: То есть паники нет?
О: Это циклический процесс, отражающий характер экономики и финансов. Повышаются оценки рисков на вложения - начинается бегство в более защищенные активы. Потом обратное движение. Невыгодно находиться в долларе с низкими процентными ставками: инвесторы хотят заработать.
В: У нас есть намерение реструктурировать валютные резервы?
О: Нет. Мы считаем, что наша структура устойчивая и надежная. Она корреспондируется и с торговым балансом, и с долговой структурой задолженности компаний. У нас порядка 47% в долларе, около 41% в евро, примерно 10%в британских фунтах, около 2% - в иенах. С другой стороны, эта структура в пределах каких-то сотых, десятых долей процента меняется постоянно, потому что изменяется доходность бумаг.
В: Ввернемся к началу года. 41 доллар за баррель - понятно, что не от хорошей жизни такие прогнозы появляются. Какого самого страшного сценария опасались финансовые власти?
О: На самом деле обсуждалась даже цифра 32 доллара за баррель. 41 - это уже результат компромисса. Какой сценарий?.. Степень неопределенности была очень велика. Если бы не сумели убедить вкладчиков в устойчивости банковской системы, денежной единицы, произошло бы бегство от рубля, давление на потребительский рынок, взвинчивание инфляции...
Обсуждались самые драматические прогнозы по поводу неф¬тяных цен, ожидали во втором квартале следующей волны их падения. Далее - разбалансировка всей системы: неконтролируемый спад производства, связанный с тем, что все основные источники роста оказываются под угрозой, свертывание инвестиций, лавинообразный рост невозвращения долгов, коллапс финансовой системы. Вот максимально неблагоприятный сценарий, который в то время реально обсуждался.
В: Планы одномоментной жесткой девальвации рубля рассматривались?
О: Обсуждались. И обсуждались всерьез! Нас до сих пор попрекают, говорят, что по правилам надо было бы именно так и сделать... Весьма вероятно, что по правилам - да, в том смысле, что одномоментная девальвация позволила бы сохранить в большем объеме валютные резервы. В течение осени и начала зимы с пикового значения в 590 миллиардов резервы сократились до 390 миллиардов. Наверное, мы могли бы обойтись меньшей суммой.
Но какие были бы последствия для банковской системы! Ее чистая задолженность составляла около 100 миллиардов долларов, и резкая девальвация привела бы к тому, что на каждый доллар этого долга банки получили бы убыток в 10-15 рублей. Это означало бы крах большого количества кредитных организаций. Причем крах в одночасье! Достаточно даже двух-трех банков, чтобы началась паника, которую потом очень трудно чем-нибудь затушить.
В этом и состоит роль резервов - чтобы они позволили смягчать шоковые ситуации. Решение (о плавной девальвации) было правильным с точки зрения взаимоотношения властей общества и бизнеса.
В: До каких пределов предлагали уронить рубль сторонники шоковой девальвации?
О: По-разному. В том числе и примерно в тех масштабах, в которых в итоге, но плавно, все и произошло: с 29 рублей за двухвалютную корзину до 40 рублей - приблизительно на сорок процентов. Были такие, кто предлагал большую разовую девальвацию, говорили, что соотношение рубля к доллару надо довести примерно до сорока, то есть корзину - до 45–46. Это уже 60 процентная девальвация. Выше не предлагалось.
В: Все сейчас говорят, что идет вторая волна кризиса из-за невозврата кредитов?
О: Я не согласен ни терминологически, ни по факту со второй волной. Вторая волна есть там, где была первая. У нас была проблема ликвидности, которую мы решили, сейчас - проблема активов и капитала. Это разные по сути проблемы. Первая решается посредством ликвидности же. И это надо делать быстро. Когда дело касается активов и капиталов, действовать надо без спешки. Это отчасти проблема бухгалтерская. Вы не стоите перед выбором между угрозой гибели банка и судьбой его вкладчиков и тем, выполнит он нормативы ЦБ или нет. Ну не выполнит, накажем его, но это не смертельно.
Теперь о фактической стороне дела. Да, происходит накапливание того, что называется плохими или необслуживаемыми долгами. Темпы роста этой задолженности довольно большие, 8–10 про¬центов в месяц, сейчас она вдвое больше, чем в конце прошлого года. До конца года она еще немножечко вырастет, процентов до 10 от общего объема кредитного портфеля. Но это гораздо меньше тех 30-40 процентов, которые прогнозировались в январе.
В 2010 году, видимо, проблема останется. Величина кредитного портфеля, размер его плохой части продолжают нарастать, даже когда общее экономическое развитие уже пошло вверх. Это отложенное воздействие. В любом случае я думаю, что уровень просрочки в 15-20 процентов не будет преодолен никогда.
И самое главное, что против этих проблемных задолженностей банки создают резервы, причем темпы их создания выше, чем рост просрочки. Это, конечно, проблема существенная, проблема для каждого отдельного банка, но не для банковской системы в целом.
В: Вы говорите о необходимости переосмыслить само понятие "устойчивые темпы роста". Рост, у нас был необоснованно высокий. А каким он должен быть, по вашему мнению?
О: Рост должен быть таким, чтобы не порождать принципиальных дисбалансов. Прежде всего, между ростом производительности труда и ростом оплаты труда, который у нас долгие годы дву¬кратно опережал первый, что порождало разрыв между спросом и предложением и увеличение импорта. А это всегда риск девальвации.
И еще - перегрев экономики, которая уже не может отзываться на рост или на изменение издержек. Самое же главное в том, что такой "развитой" рост накапливал риски нестабильности. Из двадцати крупнейших экономик мира российская совершила самое большое падение в этот кризисный период.
Наша главная проблема, конечно, в чрезмерной зависимости от ситуации на одном - нефтяном - рынке. Противовесов нет, страховки нет внутри экономики, внутри финансовой системы. Во многом это было связано и с финансированием роста: слишком большая зависимость от импорта частного капитала - и в банках, и в нефинансовых компаниях, и в доходах населения. Все это и приводит к тому, что рост может резко "взорваться", что и произошло.
Если же попытаться количественно оценить, насколько он должен быть умеренным, то можно предположить, что при лучшей его структуре базовый рост российской экономики был бы, скажем, на два процентных пункта ниже.
Мы должны создавать ситуацию, при которой экономический рост основывается не на глобальных, а на внутренних сбережениях и трансформации внутренних сбережений во внутренние инвестиции.
В: Сейчас много говорят, что в связи с введением Банком России новых нормативов по уставному капиталу банков ожидается массовое заклание последних.
О: Знаете, мне очень трудно представить банк, собственники которого не готовы вложить в него 90 миллионов рублей. Что это за собственники? Что это за бизнес? Хочу сказать, что наши требования еще очень мягкие. В большинстве даже стран СНГ они более жесткие - 20-30 миллионов долларов. Так или иначе, ни о каких пугающих цифрах речь не идет. Из всех кредитных организаций 150 сейчас не соответствуют нормам 90 миллионов рублей и около 300 - норме 180 миллионов (этот норматив вводится с 2012 года). Большая часть из них, по крайней мере по заверениям их владельцев, собираются и готовы все исправить. Меньшая часть, наверное, не готова, но у них есть возможность быть преобразованными в небанковскую кредитную организацию, которая будет заниматься некоторыми операциями, но в ограниченном количестве.
В: То есть они лишатся права работать с вкладчиками?
О: Да. Последует небольшой переходный период: новые депозиты привлекать будет нельзя, но старые еще останутся, все не исчезнет в одночасье.
- Источник информации: Вести allmedia.ru
В начале года планы резкой, в том числе 60-процентной, девальвации рубля рассматривались всерьез, но от них отказались. Что же будет с рублем дальше? Об этом рассказал первый заместитель председателя Банка России Алексей Улюкаев.В: Высказанное вами в начале года смелое утверждение о том, что главный тренд рубля - это укрепление, остается в силе?
О: Остается в силе. Но, конечно, с некоторыми поправками: сейчас степень волатильности больше, то есть мы можем наблюдать и периоды укрепления, и периоды ослабления. Банк России намерен сокращать свое участие на валютном рынке, в меньшей степени влиять на процессы, которые там происходят.
В: А доллар на мировых рынках второе дыхание обрел?
О: Он и первое пока еще не потерял.
В: Между тем в иностранных СМИ появляется информация о том, что якобы крупные иностранные банки выходят из доллара, а многие страны намерены пересмотреть структуру резервов. Правду пишут?
О: До известной степени. Тут вопрос в транспарентности. У нашего Центрального банка она высокая, есть регулярные отчеты по валютным резервам, и мы их публикуем. Но так поступают не все. Скажем, Народный банк Китая этого не делает. А он очень крупный держатель резервов. Поэтому во многом попадающая в прессу информация не полна. Да, есть некоторое движение доллара в другие валюты - в евро, иену, в какие-то еще. Такие решения время от времени принимают национальные банки и фонды.
Что же касается частных инвесторов, то это вещь вполне определенная. Сейчас действительно наметилась волна выхода из доллара. Но это возвратная волна, потому что в 2008 году было слишком активное бегство в доллар как в наиболее надежный в момент кризиса актив. Наименее рисковый вариант - это доллары, выраженные в ценных бумагах американского казначейства. Как только ситуация начинает потихонечку выправляться, из этого убежища деньги снова выползают и начинают искать более выгодного размещения.
В: То есть паники нет?
О: Это циклический процесс, отражающий характер экономики и финансов. Повышаются оценки рисков на вложения - начинается бегство в более защищенные активы. Потом обратное движение. Невыгодно находиться в долларе с низкими процентными ставками: инвесторы хотят заработать.
В: У нас есть намерение реструктурировать валютные резервы?
О: Нет. Мы считаем, что наша структура устойчивая и надежная. Она корреспондируется и с торговым балансом, и с долговой структурой задолженности компаний. У нас порядка 47% в долларе, около 41% в евро, примерно 10%в британских фунтах, около 2% - в иенах. С другой стороны, эта структура в пределах каких-то сотых, десятых долей процента меняется постоянно, потому что изменяется доходность бумаг.
В: Ввернемся к началу года. 41 доллар за баррель - понятно, что не от хорошей жизни такие прогнозы появляются. Какого самого страшного сценария опасались финансовые власти?
О: На самом деле обсуждалась даже цифра 32 доллара за баррель. 41 - это уже результат компромисса. Какой сценарий?.. Степень неопределенности была очень велика. Если бы не сумели убедить вкладчиков в устойчивости банковской системы, денежной единицы, произошло бы бегство от рубля, давление на потребительский рынок, взвинчивание инфляции...
Обсуждались самые драматические прогнозы по поводу неф¬тяных цен, ожидали во втором квартале следующей волны их падения. Далее - разбалансировка всей системы: неконтролируемый спад производства, связанный с тем, что все основные источники роста оказываются под угрозой, свертывание инвестиций, лавинообразный рост невозвращения долгов, коллапс финансовой системы. Вот максимально неблагоприятный сценарий, который в то время реально обсуждался.
В: Планы одномоментной жесткой девальвации рубля рассматривались?
О: Обсуждались. И обсуждались всерьез! Нас до сих пор попрекают, говорят, что по правилам надо было бы именно так и сделать... Весьма вероятно, что по правилам - да, в том смысле, что одномоментная девальвация позволила бы сохранить в большем объеме валютные резервы. В течение осени и начала зимы с пикового значения в 590 миллиардов резервы сократились до 390 миллиардов. Наверное, мы могли бы обойтись меньшей суммой.
Но какие были бы последствия для банковской системы! Ее чистая задолженность составляла около 100 миллиардов долларов, и резкая девальвация привела бы к тому, что на каждый доллар этого долга банки получили бы убыток в 10-15 рублей. Это означало бы крах большого количества кредитных организаций. Причем крах в одночасье! Достаточно даже двух-трех банков, чтобы началась паника, которую потом очень трудно чем-нибудь затушить.
В этом и состоит роль резервов - чтобы они позволили смягчать шоковые ситуации. Решение (о плавной девальвации) было правильным с точки зрения взаимоотношения властей общества и бизнеса.
В: До каких пределов предлагали уронить рубль сторонники шоковой девальвации?
О: По-разному. В том числе и примерно в тех масштабах, в которых в итоге, но плавно, все и произошло: с 29 рублей за двухвалютную корзину до 40 рублей - приблизительно на сорок процентов. Были такие, кто предлагал большую разовую девальвацию, говорили, что соотношение рубля к доллару надо довести примерно до сорока, то есть корзину - до 45–46. Это уже 60 процентная девальвация. Выше не предлагалось.
В: Все сейчас говорят, что идет вторая волна кризиса из-за невозврата кредитов?
О: Я не согласен ни терминологически, ни по факту со второй волной. Вторая волна есть там, где была первая. У нас была проблема ликвидности, которую мы решили, сейчас - проблема активов и капитала. Это разные по сути проблемы. Первая решается посредством ликвидности же. И это надо делать быстро. Когда дело касается активов и капиталов, действовать надо без спешки. Это отчасти проблема бухгалтерская. Вы не стоите перед выбором между угрозой гибели банка и судьбой его вкладчиков и тем, выполнит он нормативы ЦБ или нет. Ну не выполнит, накажем его, но это не смертельно.
Теперь о фактической стороне дела. Да, происходит накапливание того, что называется плохими или необслуживаемыми долгами. Темпы роста этой задолженности довольно большие, 8–10 про¬центов в месяц, сейчас она вдвое больше, чем в конце прошлого года. До конца года она еще немножечко вырастет, процентов до 10 от общего объема кредитного портфеля. Но это гораздо меньше тех 30-40 процентов, которые прогнозировались в январе.
В 2010 году, видимо, проблема останется. Величина кредитного портфеля, размер его плохой части продолжают нарастать, даже когда общее экономическое развитие уже пошло вверх. Это отложенное воздействие. В любом случае я думаю, что уровень просрочки в 15-20 процентов не будет преодолен никогда.
И самое главное, что против этих проблемных задолженностей банки создают резервы, причем темпы их создания выше, чем рост просрочки. Это, конечно, проблема существенная, проблема для каждого отдельного банка, но не для банковской системы в целом.
В: Вы говорите о необходимости переосмыслить само понятие "устойчивые темпы роста". Рост, у нас был необоснованно высокий. А каким он должен быть, по вашему мнению?
О: Рост должен быть таким, чтобы не порождать принципиальных дисбалансов. Прежде всего, между ростом производительности труда и ростом оплаты труда, который у нас долгие годы дву¬кратно опережал первый, что порождало разрыв между спросом и предложением и увеличение импорта. А это всегда риск девальвации.
И еще - перегрев экономики, которая уже не может отзываться на рост или на изменение издержек. Самое же главное в том, что такой "развитой" рост накапливал риски нестабильности. Из двадцати крупнейших экономик мира российская совершила самое большое падение в этот кризисный период.
Наша главная проблема, конечно, в чрезмерной зависимости от ситуации на одном - нефтяном - рынке. Противовесов нет, страховки нет внутри экономики, внутри финансовой системы. Во многом это было связано и с финансированием роста: слишком большая зависимость от импорта частного капитала - и в банках, и в нефинансовых компаниях, и в доходах населения. Все это и приводит к тому, что рост может резко "взорваться", что и произошло.
Если же попытаться количественно оценить, насколько он должен быть умеренным, то можно предположить, что при лучшей его структуре базовый рост российской экономики был бы, скажем, на два процентных пункта ниже.
Мы должны создавать ситуацию, при которой экономический рост основывается не на глобальных, а на внутренних сбережениях и трансформации внутренних сбережений во внутренние инвестиции.
В: Сейчас много говорят, что в связи с введением Банком России новых нормативов по уставному капиталу банков ожидается массовое заклание последних.
О: Знаете, мне очень трудно представить банк, собственники которого не готовы вложить в него 90 миллионов рублей. Что это за собственники? Что это за бизнес? Хочу сказать, что наши требования еще очень мягкие. В большинстве даже стран СНГ они более жесткие - 20-30 миллионов долларов. Так или иначе, ни о каких пугающих цифрах речь не идет. Из всех кредитных организаций 150 сейчас не соответствуют нормам 90 миллионов рублей и около 300 - норме 180 миллионов (этот норматив вводится с 2012 года). Большая часть из них, по крайней мере по заверениям их владельцев, собираются и готовы все исправить. Меньшая часть, наверное, не готова, но у них есть возможность быть преобразованными в небанковскую кредитную организацию, которая будет заниматься некоторыми операциями, но в ограниченном количестве.
В: То есть они лишатся права работать с вкладчиками?
О: Да. Последует небольшой переходный период: новые депозиты привлекать будет нельзя, но старые еще останутся, все не исчезнет в одночасье.